Как на японском будет чужак. Мужчина, женщина, гайджин. Гайджины в своём отечестве

Мой дом – мои татами

Первая задача, которую надо решить приезжающему в любую страну иностранцу, – подбор жилья. В Японии это дело поставлено на широкую ногу. В каждом квартале есть офис «Фудо-сан», в котором вам найдут практически любой интересующий вас вариант заселения при условии, что у вас есть деньги, нет домашних животных и… вы не иностранец. Если с деньгами и животными (в Японии к их содержанию относятся с большой ответственностью, и ни разу за все время пребывания там я не встретил ни одной бродячей собаки) понятно, то с гостями из-за рубежа сложнее. Для определения иностранцев в японском языке существует несколько терминов, главный из которых – «гайдзин».

Гайдзин – это «человек извне». Термин по сути не обидный, но несущий оттенок снисхождения японцев к иностранцам – людям уродливым внешне, разбалансированным внутренне, невнимательным, бестолковым, со своими «тараканами в голове», но в целом безопасным, если их немного. В общем и целом гайдзин по-японски примерно то же самое, что немец по-русски, если забыть на время о представлении немцев как вековечных врагов, то есть человек без языка – немой. Есть еще хэнна-гайдзин – странный иностранец, бака-гайдзин – глупый иностранец. Все это исключительно важные для приспособления к жизни в Японии термины, но пока вернемся к жилью.

Снять его иностранцу может оказаться непросто, потому что большинство японцев в принципе относятся к иностранцам с оттенком недоверия, и на то есть серьезные причины. Япония – страна, где 98% населения – японцы. Несмотря на то что она примерно равна по площади Германии, японцы считают свою страну маленькой – острова на 70% покрыты горами, а сравнительно равнинный Хоккайдо малозаселен – холодно. Получается, что на сравнительно небольшой территории сконцентрировано 126 миллионов человек, относящихся к одному народу, важными чертами которого являются дисциплина, группизм и внимательное наблюдение друг за другом. Если японец в чем-то провинился, совершил преступление, его когда-нибудь обязательно найдут – общий уровень раскрытия преступлений в стране свыше 75%, а убийств – 98%. Уследить же за иностранцем, а тем паче предсказать его действия куда сложнее. Вроде весь на виду, ходит, как пожарная каланча, но при этом совершенно непонятно, что у него на уме, да еще и удрать может за границу. А где гарантии, что он будет вовремя платить за жилье, а не прикинется немым, глухим и слепым бака-гайдзином? Чтобы понять, насколько гайдзин на виду в Японии, приведу пример из собственной практики. Как-то раз в хорошую погоду я вывесил на балконе футон – матрац, который таким способом принято здесь сушить, чтобы не заводились в нем от сырости всяческие кусачие организмы. Вывесил и ушел в магазин у станции, совсем неподалеку. В магазине меня застал телефонный звонок. Звонил мой сосед Вадик:

– Ты где?

– В магазине, а что?

– Дождь пошел, а у тебя футон сушится на балконе. Соседка мне позвонила, беспокоится, что намокнет.

– Спасибо. Я тут рядом, сейчас вернусь, сниму. Кстати, а ты сам-то где? Что-то я давно тебя не видел.

– Да уж неделю как в Хиросиме, в командировке.

– В Хиросиме? Так ты оттуда звонишь?

– Ну да. Видел дом напротив – через садик? Там одна японская бабулька. Она за тобой постоянно в бинокль наблюдает. Увидела, что футон мокнет, а ты ушел, и позвонила твоей квартирной хозяйке. Та нашла мою жену, а жена позвонила мне, – и Вадик повесил трубку.

Но все это было позже, а пока… Если денег у вас немного, то снять квартиру может оказаться делом совсем проблематичным. Отдать за первый месяц три ежемесячные суммы – нормальная практика, своеобразная страховка домовладельцу на тот случай, если с принадлежащей ему квартирой что-то произойдет. А ежемесячная плата – это совсем немало. Мне повезло – японский сэнсэй подыскал мне отличную квартирку, состоящую из комнаты площадью шесть татами в японском стиле (то есть кроме этих татами и стола со стульями, которые мне подарил мой сэнсэй, там ничего не было), а также кухни с двухконфорочной плитой, ванны и туалета – все вместе общей площадью еще шесть татами. Одно татами имеет стандартный размер 180 на 90 см, то есть 12 татами моей квартиры – это примерно 20 квадратных метров в европейском исчислении. Жил я у станции Оомори, совсем недалеко от главной столичной железнодорожной линии Яманотэ, и стоило это удовольствие 9 манов в месяц (1 ман – 10 000 иен), что по тогдашнему курсу равнялось примерно 850 долларам. В эту же сумму были включены и коммунальные платежи, что по японским понятиям совсем уж здорово. Хотя, конечно, все относительно – въехавший после меня в эту же квартиру известный переводчик Митя Коваленин счел ее недостаточно хорошей и вскоре нашел другую. Может быть, его смутила маленькая квадратная ванна в стиле офуро, для подогревания воды в которой надо было высечь искру в газовом аппарате методом верчения специальной ручки, или кухня с небольшим зарешеченным окошком и прихожей размером примерно 50 квадратных сантиметров? Не знаю, но я своей квартирой был доволен, а цена ее по крайней мере не превышала цен за аналогичные апартаменты в нашем районе.

Стоимость квартиры напрямую зависит и от типа дома. Таких типов в Японии существует два: апато и мансен (или манщен). Апато – это квартирка (обычно небольшая, вроде моей, или маленькая, как та, в которой жил один мой приятель, с общей (а не жилой!) площадью в 6 татами) в двух– или трехэтажном доме. Дома эти чаще всего металлические с пластиком или деревянные. Капитальному ремонту не подлежат, но землетрясения им не страшны – легкий, но прочный каркас разве что цунами унесет. По мере полного износа дома разбираются, а на их месте собираются новые. Чем дом старше, тем он дешевле и тем хуже в нем жить. Все просто. Отопления нет, окно может напоминать тюремное, а может быть, как у меня, – во всю стену. Если не задергивать плотные занавески, возникает стойкое ощущение, что ты рыбка в тесном аквариуме.

Вторая категория – мансен – многоэтажки с квартирами, как правило, значительно большими по площади и, соответственно, более дорогими. Мои друзья, жившие в центре Иокогамы – города-спутника Токио, снимали трехкомнатную квартиру, сопоставимую по размерам с обычной московской «трешкой» образца 1970-х годов, за 25 манов в месяц – примерно 2300 долларов.

Цены на жилье выросли в Японии одновременно с ростом цен на все остальное – в последней четверти прошедшего столетия. Причин тому было немало, самые экзотичные из них – скупка земли фирмами, близкими к организованной преступности (строительный бизнес в Японии традиционно переплетен с якудза), невозвращение «плохих» банковских кредитов и многое другое, что требует для обычного человека специальных разъяснений. Интересная деталь – в 1991 году была зафиксирована наивысшая цена на землю в центре Токио – 400 тысяч долларов (50 миллионов иен) за квадратный метр для офисной и 70 тысяч долларов для жилой застройки. Педантичные японские риелторы, кстати, оценили не только Токио. Вся Япония стоила в том же 1991 году 2300 триллионов иен – в три раза дороже, чем все Соединенные Штаты Америки, вместе взятые и превышающие Японию по площади в 25 раз.

После начала стагнации экономики цены замерли, а к началу нового века медленно поползли вниз. Тем не менее Япония и сейчас страна настолько дорогая, что не всегда удается внятно объяснить – насколько. Особенно трудно это понять москвичам, которые убеждены, что дороже Рублево-Успенского шоссе в мире ничего быть не может. Если они все-таки вникают в суть цитируемых чисел, то японцы удостаиваются высшего знака новорусского признания: покачивания головой сверху вниз и слова «супер» с ударением на «е»: мы их догнали! Реально!

Ну, да бог с ними, с новыми русскими. Важно, что самих японцев квартирный вопрос не испортил. Фетишизации татами в массовом масштабе, как у нас, я там не заметил. Квартира, а лучше дом, нужна, конечно, всякому, но все равно в молодости это почти невозможно, а со временем наверняка удастся взять кредит лет на пятьдесят – и все будет хорошо. Стабильная страна со стабильной экономикой – что еще нужно, чтобы встретить старость?

Гайдзин. Для большинства иностранцев и японцев, которых я знаю, это просто слово. Означает оно иностранца, и как не-японцы, живущие в Японии, мы воспринимаем его с юмором: гайдзины – это мы.

Но для некоторых эмигрантов это не просто слово. Это язвительное определение с недобрым глубоко скрытым подтекстом.

В попытке постичь его смысл я решил проконсультироваться с лингвистами и специалистами по японскому языку. Наблюдения одного профессора глубоко заинтересовали меня.

Кевин М. Доак (Kevin M Doak) – профессор и обладатель именного профессорства фонда «Nippon» в области изучения японского языка на кафедре восточноазиатских языков и культур Университета Джорджтауна (Nippon Foundation Endowed Chair in Japanese Studies Department of East Asian Languages and Cultures at Georgetown University). Он автор таких работ, как «Наследие Ксавье: католики в современной культуре Японии» (Прим. пер. Франсуа Ксавье (1506-52), христианский миссионер, иезуит, проповедовал в Азии – в Гоа, на п-ове Малакка, Молуккских о-вах и Цейлоне, в 1549-52 в Японии ) и «История национализма в современной Японии». Он перевел многочисленные книги, занимался написанием публицистических статей для «Sankei Shimbun», «Sekai Nippon» и даже был процитирован бывшим премьер-министром Абэ в его книге «Utsukushii kuni E» (2006).

Как поясняет профессор Доак, «гайдзин» – это сокращенная форма «гайкокудзин» («gaikokujin») – человек из другой страны. Некоторые проживающие в Японии иностранцы полагают, что переводить надо дословно: «не-человек» (выбрасывая из середины слово «куни» – страна), но маловероятно, что большинство японцев понимает его именно так. Для них это значит «иностранец» или «не-японец». Оно определенно не несет расистского подтекста: гайдзином может быть человек любой расы, включая японо-американцев или японо-бразильцев, многие из которых проживают в Японии.

«Однако во время американской оккупации и после нее термин обычно использовался для обозначения многих не-азиатов, в значительной степени белых, приехавших в Японию. Так как эти люди заметно отличались от большинства населения Японии, слово «гайдзин» использовалось, чтобы сказать что-то вроде: «Смотрите, это кто-то отличный от нас!». Сосем не редкость японские школьники, показывавшие на иностранцев пальцами и кричащие: «Гайдзин да!» («gaijin da!»). Эти дети не враждебны «гайдзинам», а очарованы ими. Они часто подбегают к иностранцам, пытаются заговорить с ними или хихикают и в смущении убегают. Я не думаю, что в этих случаях есть повод для обиды.

Во время раннего послевоенного периода термин часто принимал неформальное значение для обозначения белого, особенно американца. Таким образом, некоторые вкладывают в это слово и национальную, и расистскую окраску. Но остальные подразумевают просто иностранцев, независимо от расы и национальности. Некоторые японцы, которые не любят иностранцев, могут вкладывать осуждающий оттенок; другие, более политкорректные, будут настаивать на использовании громоздкого и более официального выражения «гайкокудзин». Но есть слова и с гораздо более негативным смыслом, которыми японцы могут обозначать иностранцев: «бандзин» («banjin»), «эйбэй китику» («eibei kichiku»), «санкокудзин» («sankokujin») и так далее, к счастью, довольно редко используемые. И конечно, в японском языке есть слова с расистской окраской, помимо «гайдзин».

Профессор высказал свое личное мнение: «Я думаю, что проживающие в Японии иностранцы, обижающиеся на любое употребление слова «гайдзин», относятся к общепризнанному феномену среди иностранцев (особенно белых), которые хотят стать японцами абсолютно во всем (культурно, биологически, социально) – сравните с Лоти Пьером в романе «Госпожа Хризантема», Блэкторном в романе Клэвелла «Сёгун » или Джеймсом Бондом фильме в «Живешь только дважды». Для этих японофилов любой намек на то, что у них не получается стать японцами, воспринимается как личное оскорбление. Думаю, что большинство обид на слово «гайдзин» вызвано этими опасениями, которые они вносят в ситуацию».

Действительно, как и описывал профессор свой первый визит в Японию, во время моего первого пребывания в Кавагоэ (Kawagoe), некоторые школьники заметили меня и с изумлением показывали на меня пальцами: «Гайдзин! Гайдзин!». Фактически, годы спустя отсутствие внимания в Японии удивляет больше, чем те случаи, когда меня замечают. Даже я замечаю иностранцев в поездах и наблюдаю за ними краем глаза. Кажется, я замечаю всех. Я даже подслушиваю их в ресторанах и кафе, и я подозреваю, что японцы делают то же в отношении меня. На каком языке они говорят? Откуда они? Почему они здесь?

Дети, обратившие на меня внимание в мой первый день в Японии, вызвали в памяти живописный район для среднего класса, где я вырос. Если на улице видели черного или испанца, мы знали, что он либо работал на кого-то, либо не был местным. Мы с любопытством наблюдали за ними из-за штор. Такой визит мог стать темой дня даже у взрослых, передаваемой по телефону и обсуждаемой на детских площадках и за едой.

Я также припомнил и свой опыт джазового музыканта, когда я работал в «черных» кварталах. Идя по улице, я задавался вопросом, не смотрят ли на меня люди, которым непонятно, что я делаю в их районе. Я спрашивал себя, было ли это внимание реальностью или мне только казалось (любовь, которой я пользовался у слушателей, которым я играл, была неописуемой). Но в то же время я подумал о первостепенном различии между Филадельфией и Японией: в Америке районы, где вы свой или чужой, находятся в нескольких кварталах друг от друга, иногда разделены шоссе или железной дорогой. Япония отделена огромным океаном, так что мое пребывание здесь – это большое событие, хотя в последние годы таких, как я, все больше и больше (прибегая к статистике, грубо 1,5%, примерно три четверти из которых – азиаты).

Я размышлял и о своем привилегированном статусе иностранца в Японии. Бывало, хотя и не каждый день, что совершенно незнакомые люди оплачивали мой счет в баре-идзакая (izakaya), иногда просто за попытку говорить по-японски. Несколько лет назад один подвыпивший японец даже привел меня к себе домой где-то в районе полуночи и познакомил с женой… и позже, протрезвев, со своей дочерью студенческого возраста (предполагая, что я буду учить ее японскому). Кстати, некоторые родители-японцы относились ко мне настолько дружески, что я играл с их детьми (представьте себе японца, так расположившегося к другому незнакомому японцу, чтобы доверить ребенка, или американца, запросто вручающего ребенка случайному иностранцу!). Японцы платили довольно большие деньги, чтобы заниматься со мной английским, даже не спрашивая рекомендаций и почтительно именуя меня «сэнсэй».

Рассказы о «привилегиях иностранца», которыми я пользовался в результате поверхностных, но позитивных стереотипов, слишком многочисленны, чтобы перечислять. Иногда это вызывало раздражение. Я хочу, чтобы меня принимали за то, какой я человек, а не за то, как я выгляжу. Кстати, когда моя этническая принадлежность выясняется, меня еще активнее хвалят за благодеяния «моего народа». Это поведение выглядело бы невежливо на Западе, но в Японии это искренний комплимент.

Несмотря на привилегированный статус, сказать, что я никогда не чувствовал предубеждения, было бы неправдой. Полицейские проверки, например, когда только за то, что ты просто не выглядишь японцем, тебя отзывают в сторонку и расспрашивают. В начале разговора – нервирующее приветствие, затем: откуда Вы идете? куда идете? Обязательный сбивающий с толку допрос. Наконец: откуда Вы? (тот же самый вопрос, кажется, ежедневно слышишь от каждого, особенно от водителей такси). «Америка», – говорю я. «アメリカ人…» – обычно говорит полицейский, глядя на мое удостоверение личности, и вежливо возвращает его обратно. Можете идти. Американец.

Эти многочисленные случаи вызвали воспоминания о том времени моего обучения в средней школе Филадельфии, когда полицейские, в большинстве своем белокожие, самовольно останавливали или даже окружали темнокожих «по подозрению». Пришли на ум истории о жестокости полиции, о которых я слышал, особенно в предыдущем поколении. Я вспоминал конец 80-х – начало 90-х, Родни Кинга и Лос-Анджелесский бунт (Прим. пер. массовые беспорядки, произошедшие в Лос-Анджелесе с 29 апреля по 4 мая 1992 года, когда суд присяжных вынес оправдательный приговор четверым белым полицейским, избившим афроамериканца Родни Кинга за то, что тот оказал упорное сопротивление при аресте за превышение скорости ), осуждение, прозвучавшее по радио в адрес службы 911 и полиции. Я думал о гневе, возмущении, обиде, толкнувших чернокожих на магистраль Нью-Джерси, и о том, какой же я счастливчик, что родился белым. Я не забывал, что все эти воспоминания принадлежали другому времени и другой стране… возможно, это что-то вроде нанесенной культурной травмы.

Из-за этого почти ни дня не проходит без мысли: «Это Япония, и я гайдзин» и вопроса: «А что это значит?». Я задумывался об этом, когда японцы обращались ко мне на абсолютно неклассифицируемом жаргоне рабочего класса, не совсем отдавая себе отчет в том, что я иностранец, который совершенно не понимает, что они говорят. Или когда я заговаривал с японцами на их языке, а мне отвечали по-английски или говорили: «Извините, я не говорю по-английски». Но я же обращаюсь по-японски!

Материал из Википедии - свободной энциклопедии

Гайдзи́н (яп. 外人 ) - сокращение японского слова гайкокудзин (яп. 外国人 ) , означающего «иностранец ».

Иероглифы , составляющие слово гайкокудзин (外国人), означают 外 «вне», 国 «страна» и 人 «человек». Таким образом, буквально слово означает «человек из внешней страны». В просторечии может употребляться грубая сокращённая форма гайдзин (яп. 外人 ) являющаяся сабэцуёго (дискриминационным словом) , содержащая только иероглифы 外 «вне» и 人 «человек»; таким образом, это слово означает «человек извне».

Происхождение и история

Гайкокудзин или гайдзин - сравнительно новые слова в японском языке . Португальцев , первых из европейцев, посетивших Японию называли намбандзин (南蛮人 - «южные варвары»), из-за того, что их корабли приходили с юга, а моряков считали грубыми и неучтивыми. Когда 50 лет спустя, в начале XVII века, Японии достигли английские и голландские авантюристы, их стали называть комодзин (紅毛人 - «красноволосые люди»).

Когда режим Токугава был вынужден открыть Японию для контактов с внешним миром, пришельцев с Запада в основном называли идзин (異人 - «другой человек»). Это укороченная форма от икокудзин (異国人 - «человек из другой страны») или иходзин (異邦人 - «человек с другой родиной»). Эти слова ранее использовались для японцев из другой феодальной области.

После реставрации Мэйдзи , для упоминания иностранцев правительством был введено в обращение слово гайкокудзин , которое постепенно вытеснило слова идзин , икокудзин и иходзин . Когда Японская империя захватила Корею и Тайвань , для населения имперских территорий стали использовать слово найкокудзин (内国人 - «человек с внутренней территории»). После Второй мировой войны этот термин утратил своё значение, гайкокудзин стал официальным термином для упоминания не-японцев, а все остальные термины вышли из обихода.

Современное использование (в XXI в.)

В японском языке в просторечии часто используются сокращённые варианты длинных слов. Однако, когда укороченная форма становится популярной и просторечное значение становится общепринятым, то исходная форма слова может практически исчезнуть из употребления.

Наиболее формальным термином является гайкоку но ката (外国の方 - приблизительно «персона из другой страны»), следом идёт гайкокудзин , а затем гайдзин . В выборе формулировок есть свои нюансы. Так, слово гайдзин входит в список слов, не рекомендованных к употреблению в теле- и радиоэфире.

Людей японского происхождения, живущих или родившихся в других странах называют никкэй-дзин , а детей от смешанных браков - хафу (от англ. half половина).

Слово гайдзин может употребляться как обращение. В таком случае оно обычно используется с именным суффиксом -сан .

Порой японцы так называют иностранцев, даже когда сами находятся за границей.

В искусстве

• «Мой жених - иностранец » - японский фильм режиссёра Кадзуаки Уе, показывающий, на примере романтической истории, различные затруднительные ситуации часто возникающие при тесном общении представителей различных культур с японской.
• В фильме «Токийский дрифт » приехавшего в Токио главного героя Шона Босуэлла также называют гайдзин (гайджин).
• В компьютерной игре «Command & Conquer: Red Alert 3 » играя за Японскую империю , можно услышать как главные персонажи и юниты шовинистически относясь к своим врагам, называют их "гайдзинами".

См. также

Напишите отзыв о статье "Гайдзин"

Ссылки

• Александр Куланов. (рус.) (15.07.2009). Проверено 4 декабря 2010. .

• Отношение японцев к русским: ,
• Отношение японцев к иностранцам: , .

Примечания

Отрывок, характеризующий Гайдзин

Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.

Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.